Девушка мило извинилась и пообещала через минуту закончить. Вера устроилась ждать в мягком глубоком кресле, потому что ей нужна была ванная комната перед сном. И залюбовалась ловкими движениями и симпатичным лицом горничной. Молодая, свежая, розовые щеки, гладкие черные, собранные сзади в узел волосы. Только вот глаза почему-то красные. Плакала…
Ну вот, опять. Можно спросить, в чем дело, поговорить. Но это значит снова вмешаться. Нарушить естественный ход событий. Не слишком ли часто вы это делаете, а, доктор Лученко? Да мало ли отчего девушки плачут, тем более в таком возрасте. Перипетии любви, конечно, что же еще. Навидалась страдальцев любви у себя в кабинете. Косяками идут, причем обоего пола и почти всех возрастов. Нет, не надо спрашивать…
А с другой стороны, если не поговорить, не попытаться помочь — будешь потом ругать себя. Вспоминать будешь ее, горничную эту и ее заплаканные глаза. И тогда тем более не уснешь.
Вера вздохнула, немного посидела с закрытыми глазами, потом встала и решительно подошла к горничной.
—У вас что-то случилось?
— Та ничого! То я так. — Та попыталась сделать равнодушное лицо.
—Как вас зовут, милая моя? — спросила Лученко.
—Романа…
—Послушайте, Романа, я же вижу, у вас что-то стряслось. Серьезное? Может, я смогу вам чем-то помочь. Или хотя бы выслушать могу. Это тоже помогает, когда невмоготу, поверьте. Тем более ведь я чужой человек, временный собеседник. Уеду и увезу все ваши секреты с собой. Так что вас беспокоит?
Романа взглянула на собеседницу несчастными заплаканными глазами. Вера всмотрелась внимательнее и увидела: она считает, что горе ее велико, и действительно требуется, чтобы хоть кто-то разделил его с ней. А приезжая непонятно почему вызывает доверие. У нее такой странный взгляд, словно внутри него горит теплый огонек. И голос ласковый.
Горничная вытерла уголки глаз платком и рассказала свою историю незнакомке.
Оказалось, как ни странно, не любовь. Ее брат Ярослав, или Славко по-домашнему, сидит во львовской Загорской колонии. За воровство. Славко не злодей, но безвольный хлопец. Его дружки уговорили. В колонии творятся очень плохие дела… О них Романа подробно ничего не знает. Но от людей слышала много такого, что и сказать страшно. Например, что среди заключенных много больных туберкулезом, и больных содержат вместе со здоровыми. Здоровые заражаются и гниют заживо. И еще начальство всячески унижает заключенных, и даже… страшно сказать, подвергает пыткам.
Но самое плохое — во время свидания, три месяца назад, Славко рассказал сестре… Только никому-никому, ладно? Так вот, он рассказал о том, что в колонии содержится тот самый маньяк-убийца. Ну, тот, о котором еще недавно шумели все газеты и все каналы телевидения и радио. Тот, кто убил то ли двадцать, то ли сорок человек. Помните? Его посадили в тюрьму еще при предыдущем президенте. И приговорили к смертной казни. Он сидел в одиночке, в камере смертников, ждал приведения приговора в исполнение и писал прошения о помиловании. Его не помиловали, но не казнили — ведь Украина, как и другие страны Европы, отменила смертную казнь!.. Вот тюремное начальство и решило, что содержать его в камере-одиночке слишком большая роскошь. Короче говоря, теперь он в общей камере. Как раз в той, где сидит Ярослав.
Заключенные решили, что начальство их совсем за людей не считает, раз поместили к ним этого нечеловека. И недавно в колонии случился бунт. Два десятка заключенных в знак протеста против невыносимых условий содержания решили наложить на себя руки. Слава богу, не у всех это получилось, шестеро умерли, спаси их Матерь Божья, а остальные покалечились. В том числе и брат Романы Славко. Теперь они в тюремном лазарете. Но что с ними будет, выживут ли? Жив ли все еще ее родной Славко? Романа не знает, потому что свидания отменены, передачи не берут, тюрьма на осадном положении. Она ничего не знает, не понимает и боится, что брата уже нет на свете…
Лученко слушала, сочувственно кивая головой. Да, ситуация… Она сказала, что Романа должна верить. Прежде всего — верить.
— Я не люблю, — сказала Лученко, — слов «обязаны», «должны». Но в этом случае вы именно обязаны верить и должны ждать. И твердо знать, что он жив, что вы ему нужны. Безо всяких оснований и доказательств, именно так…
Она помолчала, не решаясь продолжить. Стоит ли демонстрировать расстроенной Романе «фокусы»? Так Вера называла специальную демонстрацию своих необычных способностей. Когда нужно было людям напомнить, что они живут в неоднозначном, не расписанном на твердые законы мире. Что все возможно. Что и чудеса случаются, каждый способен на чудеса, только у каждого они свои. Всех нас природа снабдила избыточным запасом возможностей для выживания. Правда, не сообщила, какими именно. Вот они и проявляются в ком-то так или иначе, напоминая чудо. Один чувствителен к электрическим полям, а ему кажется, что он видит свечение вокруг голов. Другая предчувствует катастрофы. Третий не может есть какую-то пищу, для всех она нормальная, а для него — несвежая, пролежала на час дольше положенного. Четвертая чует запахи за километры, любая охотничья собака позавидует…
—Романа, — сказала Вера, пристально глядя на нее. — У вас есть фотография брата?