Лученко давным-давно знала одну свою особенность: если ей куда-то не хочется идти, то лучше не ходить. Любопытство тут неуместно. Однажды вот так она не пошла к киевскому главпочтамту, а потом арка здания обрушилась. Погибли люди… Десятки киевлян назначали встречи у входа на главпочтамт, это ведь так удобно… Часто опасность оказывалась не столь сильной, а просто где-то собирались митинги противоборствующих партий, происходили столкновения с милицией. Вера чувствовала дискомфорт за несколько кварталов, ничего о столкновениях заранее не зная. Многократно убедившись, что интуиция ее не обманывает, она привыкла доверять своим ощущениям, даже мимолетным. И никогда не шла туда, где ей становилось не по себе, либо уходила из мест, где предощущалось что-то негативное.
Но сейчас, неожиданно для самой себя… Она еще ничего не поняла — а ноги уже сами повернули в узкую стрельчатую арку двора. Внутри него оказался еще один двор и тоже арка, уводящая вдаль, и за ней арка… Да что ж такое, что это за анфилада бесконечная?! И людей нет, только снег, снег, и в снежных прогалинах виднеется булыжник, только старинные прутья каких-то решеток, лепнина вокруг узких окон… Вера проскочила арки и оказалась в последнем дворе. К ее удивлению, он широко распахнулся сквериком и видом на дальнюю улицу. А слева, у глухой кирпичной стены высокою здания, столпились люди.
Люди?..
Увы, да. Черные на белом снегу, как вороны. Несколько человек прижали к стене одного. Они не решались подойти к нему близко, но шаг за шагом приближались, размахивая руками и выкрикивая что-то. И была неумолимо ясна их враждебность.
Люди… Они собираются в стаи, подчиняясь древнему инстинкту. Когда им страшно. Когда им непонятно. В надежде на соседа: может, ему понятно. И тогда не так страшно.
Люди собираются в стаи очень быстро. Только что было несколько человек, а через мгновение глядишь — стая. Даже один человек может быть стаей…
Но сейчас их было несколько. Какие-то строители в бушлатах и касках, несколько теток и пара подростков, старик с собакой. Собака не переставая лаяла, но не заглушала выкриков:
— Это ж точно он! Вампир!
— Смотри, какой бледный, и когти!..
— Кровь нашу прилетел попить!
— Копати його… Копати! — с ударением на «О» сказал кто-то.
Прижавшись спиной к темному кирпичу, у стены стоял молодой человек. Действительно мертвенно-бледный, без шапки, с черными волосами до плеч. За плечами у него висел удлиненный, выше головы рюкзак. Он испуган, но больше удивлен. Определенно не понимает, чего от него хотят эти, минуту назад мирные горожане.
А горожанам, похоже, только осинового кола не хватало для решительных действий. Уже поднялись руки. Уже исказились лица.
Вера мимолетно подумала: в рюкзаке у него гитара. Но отмахнулась от лишней мысли, сосредоточилась. Одно мгновение, как всегда, просчитывала: что делать? — как именно? — не просчитала и положилась на импровизацию.
— Это что ж такое делается, а!!! — закричала она.
Готовые к самосуду граждане подпрыгнули от неожиданности. Даже собака замолчала и удивленно склонила голову набок. А Лученко, ни мгновения не теряя, протиснулась вперед, к окруженному парню, на ходу доставая пудреницу из сумочки.
Сзади заговорили, опомнившись:
— Гражданочка, вы того… Осторожнее…
— Это же вампир! Он по городу ходит.
— Копати його тре…
Тронул и плечо, потянули за полу дубленки. Скорее. Вера резко обернулась к этим вытаращенным глазам, исказившимся лицам. И ткнула в их сторону раскрытой пудреницей.
— Смотрите! Вы!!!
Поднесла зеркальце к лицу окруженного парня.
— Ну?! Видите? Смотрите. Подойдите ближе! — Повелительной интонацией, натренированной мощностью голоса. — Вампиры не отражаются в зеркалах! Он — отражается?!
Неожиданное вмешательство постороннего сорвало наметившийся сценарий уличного самосуда. В округлившихся глазах группы испуганных людей появилось что-то осмысленное.
— Подойдите вы, — велела Лученко старичку с собакой. — Да, вы! Посмотрите, скажите громко — он отражается?
Старик послушно подошел, таща на поводке свою собаку, посмотрел. Кивнул и ответил хрипло:
— Отражается. — И закашлялся.
— Ну и шо… — сказал было подросток, но продолжить не успел. Вера громко спросила:
— У кого есть крест? Вампиры не могут прикасаться к священным предметам. Есть крест? Что молчите? Как не стыдно!!!
Последние слова прозвучали как пощечина. Все попятились назад, кроме одной тетки, явно жительницы этого двора. Она достала из-за пазухи крест на цепочке. Одновременно подростки потихоньку, прячась за широкие спины двух строителей, улизнули, один говорил другому: «Тре було його копати…» За ними отошел старик.
— Дотронься, быстро. — Вера сосредоточилась на парне.
Только сейчас до него стало что-то доходить, и, похоже, он совсем остолбенел. Однако, повинуясь громкому приказу, протянул руку и дотронулся до креста. На правой руке у него были отросшие ногти.
— Это студент. — Вера объясняла оставшимся, как малым детям. — Он учится играть на гитаре. Поэтому на
правой руке отрастил ногти. Чтобы струны громче звучали. Что, первый раз в жизни музыканта увидели? А?
Тетки отошли, поминутно оглядываясь и крестись. Один строитель в бушлате двинул локтем в бок другого.
— Это… мы тут… того… прощения просим, — сказал он и утащил приятеля в сторону.
Двор опустел.
Вера перевела дух, спрятала пудреницу.
— Что же вы, дружочек, — сказала она студенту. — Быстрее реагировать надо. Как чувствуем себя?